Байки

Весной 1986 года группа «Автограф» была с гастролями на Балканах. Профессиональный фаготист Гуткин обучаясь параллельно в консерватории репетирует партию фагота к очередному зачету перед концертом в городе с символичным (и реальным!) названием Козлодуй.

«Репетировал я в костюмерной козлодуйского дворца культуры, - вспоминает Гуткин. – Окно костюмерной открыто настежь, а за ним – настоящий луг. Я играю такую печальную партию, которую и музыкой-то назвать трудно – какие-то переливы душераздирающие. И тут вдруг обнаруживаю, что за окном на лугу стоит очень печальный ишак. И он, глядя на меня с неописуемым ужасом, вдруг вступает со мной в музыкальный спор: начинает петь, ржать, стонать, издавать совершенно неописуемые звуки. Чем больше я играю, тем более выразительно он ржет, и, в конце концов, перекрывает фагот. Тогда я, наконец, замечаю, что у него безумная эрекция: он так возбудился, что не может сойти с места, потому что его детородный орган упирается в землю. Когда я перестал играть, ишак уже орал от испуга и отчаяния…»

* * *

В начале 1988 года «Автограф» едет на гастроли в Индию. Перемещение группы по Индии происходило чрезвычайно экзотично.

«Мы въехали в индийский штат, где было опасно, - вспоминает Ситковецкий, - то ли Мизорам, то ли Манипур, где-то на границе с Бирмой. Я заставил дать всем музыкантам по машине, а, в соответствии с советско-индийским соглашением, к каждому из нас была приставлена охрана. В итоге картина такая: едет кавалькада автобусов. Впереди – джип, в котором сидят 8 автоматчиков – полиция. Затем шел открытый грузовик с военными, человек 40, и между ног у них торчит огромная мортира, наверное, 20-х годов. Затем шли пять маленьких машин, индийских «амбассадоров» с музыкантами – по одному ехали, развалившись, друг с другом не разговаривали. Затем шел автобус с медсестрами, которые должны были нас выручать, если с нами что-нибудь случится на горной дороге. Там же ехали наши техники, которые утешали блюющих медсестер, а блевали они прямо в окна: дороги невозможные. Потом шел еще один грузовик с войсками и еще один джип с полицией, честно, не вру. И вот, кому-то захотелось пописать. Спрашиваем: можно остановиться и справить нужду? Нам отвечают: да, конечно, одну секунду. Берут мегафон, начинают что-то орать. Из грузовика выходят люди, выкапывают какие-то противотанковые рвы, устанавливают мортиру, устанавливают пулеметы и мешки - все это недолго происходит, где-то часа полтора. Наконец, говорят: ну, вылезайте, теперь уже можно. Мы отвечаем: да нет, спасибо, собственно, уже и не надо... Ну, как хотите! Все это в обратной последовательности закапывают, водружают мортиру назад на грузовик – и едем дальше».

* * *

Однажды в разгар концерта неожиданно упал в обморок барабанщик Михалин, страдавший вегето-сосудистой дистонией. Причем происходило это мистическим образом в одном и том же месте композиции «Реквием», памяти Джона Леннона. «Случилось это в Одессе, - рассказывает Ситковецкий. – Сценические декорации состояли из огромного подсвечника где-то на 100 свечей, только вместо свечей были лампы включены. После вступления к «Реквиему», где голос сквозь эфирные помехи говорит, что «вчера, 8 декабря, четырьмя выстрелами в упор был убит Джон Оно Леннон», раздавался трагический хоральный аккорд на мощном звуке, загорались эти свечи, в зале зажигали зажигалки и даже при трех концертах в день на этом месте мурашки по коже проходили. И в этот торжественный момент вместо мурашек мы услышали безумный грохот падающего тела! Ведь у Вити барабанная установка была огромная, на ней всегда стояло 10-12 активных микрофонов на полную мощность. А он потерял сознание и упал из-за барабанов на всю эту кухню. Концерт прекратили. И то же самое произошло на следующий день. Народ уже решил, что его реально «дуют» и собрался нас бить – только когда все увидели «скорую» и бездыханного Витю с синим лицом, люди успокоились и стали расходиться»