It's A Long Story…

(фрагменты из книги)

Весенним днём 1972 года в моей квартире на Беговой раздался звонок в дверь. На пороге обнаружилась колоритная пара — стройный блондин прибалтийского типа и красивый парень невысокого роста с открытым лицом, смеющимися глазами, на костылях. Легенда гласит, что они спросили — тот ли я парень, что умеет играть на гитаре соло из «Let It Be»? На что, судя по всему, получили положительный ответ.

Прибалтийским блондином был Толя, впоследствии Крис, Кельми, а его другом со сломанной ногой — Игорь, он же Билл, Окуджава. Англоязычные клички и другие заимствования тогда были в моде.

Этот вариант записан со слов Толи. По словам же Андрея Давидяна (Дэйва, или Дэвида) — на тот момент барабанщика, а впоследствии вокалиста «Високосного Лета» II, вместе с Биллом на костылях в мою дверь звонил сам Андрей.

На самом деле сейчас это значения уже не имеет. Главное, что у них была рок-группа с вызывающим английским — а иначе в то время быть не могло — названием By All Means.

Для покорения рок-олимпа Биллу, Крису и Дэйву не хватало малого — соло-гитариста.

Игорь Булатович Окуджава был и певцом, и ритм-гитаристом, и единоличным композитором, и поэтом, то есть — лидером «состава», как тогда любили говорить «на Аэропорте». Ну и мастером афоризмов, скажем: «Не могу я ни стоять, ни лежать, ни сидеть. Надо будет посмотреть, не могу ли я висеть?» Почему «на Аэропорте»? Потому что все участники группы By All Means (на великом и могучем — «Во что бы то ни стало»), кроме меня, проживали в тихом и уютном тогда районе рядом с метро «Аэропорт». Крис играл на басу, Андрей Давидян — на барабанах.

***

К лету 1973-го мы с Крисом созрели для самостоятельного плавания и расстались с «Садко». Дело оставалось за барабанщиком. Найден он был, естественно, в том же районе метро «Аэропорт» на улице Усиевича. Звали его Юра Титов.

Группу назвали «Високосное Лето». Легенда, опять же, гласит, что дымным московским високосным летом 1972 года, когда подмосковные торфяники реально душили город, Крис поступал в МИИТ, а я — в МГУ, Володя Рацкевич из «Рубиновой Атаки» (позднее «Рубины») пригласил наших «садковцев» Зайцева и Шевелева во временный состав для работы на юге и назвал его «Високосное Лето». Крис и предложил использовать понравившееся нам название.

Начинали мы также со школ и танцев. Первым в истории выступлением «Лета» стал выпускной вечер 26 июня 1973 года в спецшколе № 3 на «Соколе». Гонорар составил целых 50 рублей, из которых 9 ушло на транспорт.

Репертуар постепенно пополнялся, и мы стали чувствовать, что не хватает певца. То есть с Джаггером и Ко Кельми ещё как-то справлялся, но на большее нас уже точно не хватало. К тому же Титов фанател от Джона Бонэма и «ледзов» и неустанно мечтал их играть, но Плант был недосягаем — никак, ничем и главное — никем.

***

Во многом Лебедев определил визуальное будущее и шоу-почерк «Високосного Лета» и, позднее, «Автографа» тем, что привёл в группу своего сокурсника Сашу Зейгермана — будущего легендарного Зея. Первый концерт Зейгерманом состоялся 4 ноября 1978-го года в (не смейтесь) ДК совхоза «Бояркино» под Москвой.

Это был классический для тех лет сейшен: ДК совхоза находился — surprise — в совхозе и добираться до него из Москвы надо было сначала на электричке, потом местном автобусе, а от остановки автобуса идти через натуральное, уже убранное (ноябрь) и раскисшее поле. Сейчас уже трудно поверить, но в те годы тысячи московских фанатов вот таким образом преданно, в любую погоду, бродили по подмосковным полям ради того, чтобы послушать нас, немногочисленную когорту групп, достигших тогда реальной популярности.

Когда наш пазик подъехал к заднему входу в ДК и мы разгрузили аппарат, Зей внезапно пропал. После получаса нестройных криков он обнаружился под самым потолком сцены, метрах в десяти — на одной из шатких лестниц-переходов для техников. Зрелище было не для слабонервных. К счастью, Саша быстро спустился на землю и сообщил, что сможет задействовать местные «юпитеры» в дополнение к нашему хилому самодельному свету. В первый раз тогда мы выглядели на сцене не тенями-пришельцами из тёмного мира (собственного света на нормального размера сцене катастрофически не хватало), а приличными артистами, которых даже можно было узнать из зала. Сильное ощущение, надо сказать. Так Александр Зейгерман вошёл в историю «Високосного Лета», потом «Автографа», и в нашу общую большую рок-историю. Впоследствии он будет входить и выходить из неё ещё не раз.

Приход Саши Зейгермана определил окончательный состав как музыкантов, так и творческих техников группы («звук-свет») почти до конца существования «Лета».

***

Программа «Лета» версии 5.0 была сложной, состоявшей из трёх отделений, с очень разной музыкой. Как я теперь понимаю, оказалась она новаторской, необычной и принесла группе реальную популярность. Стихи Риты Пушкиной, во многом основанные на культуре и философии хиппи — последователей Дженис Джоплин, Джими Хендрикса, Grateful Dead — у «них» и Юры Солнцева «Солнышка», Игоря Окуджавы — у нас, оказались не слишком простыми для восприятия, но вполне органично вплелись в нашу вязь из аккордов и мелодий.

К программе была склеена-сшита Декорация — большой «задник» на все зеркало среднего размера сцены. Дизайном руководил друг ансамбля, художник Михаил Миндлин. Миша, кстати, в своё время нарисовал «лого» «Високосного Лета» с рукой, держащей солнце, — нарисовал сам, кисточкой, на переднем пластике большого барабана Титова. Как у Queen или Led Zeppelin, практически.

Одна сторона того сценического задника была полностью заклеена фольгой, на которой флуоресцентной краской было выведено название группы. Декорация устанавливалась за музыкантами на двух больших стойках, растягивалась-привязывалась верёвками к чему-то прочному на сцене и подсвечивалась монстрообразной 500-ваттной белой лампой с металлическим отражателем.

Перед началом концерта Зей гасил свет в зале, включал инфракрасную лампу, и синеватое название «Високосное Лето» повисало в пространстве на фоне мерцающего серебра фольги. Зрелище было завораживающее. Лебедев запускал кассету, звучала фонограмма рояля и колоколов; в темноте тихо появлялись музыканты, и концерт начинался…

***

Начался поиск. Первая жертва — Андрей Моргунов, барабанщик. Ольга Ситковецкая, работавшая концертмейстером в училище при Московской консерватории, рассказала об интересном студенте класса ударных Сенкевича. Даже по моим интеллигентским представлениям Андрей был явно over-qualified: наш мальчик родился и вырос в музыкальной семье с серьёзными традициями. Бабушка-графиня и мама — оперные певицы, отец — джазовый трубач в оркестре Эдди Рознера. В музыку Андрей пришёл в пятилетнем возрасте. Дальше всё как положено: музыкальная школа и училище при консерватории, потом — консерватория и работа в оркестре Гостелерадио.

На своё прослушивание Андрей пригласил нас с Ольгой в воскресенье в парк «Сокольники», где он на «тройнике» (хай-хэт, малый барабан и тарелка, но маэстро ругается, говорит — бочка тоже была; whatever) играл вальсы советских композиторов с местным оркестром на летней эстраде.

Увидеть в молодом, симпатичном мальчишке в майке, с лёгкой улыбкой поглаживающем джазовыми щётками свою скромную «кухню», будущего атомного длинноволосого рокера за двухбочечным авианосцем барабанов, в дыму, лазерах и трёхъярусном мате моё воображение тогда не позволило. Но «других барабанщиков у них для меня не было», и мы с Андреем стали знакомиться с моей будущей музыкой.

Моргунов привёл Гуткина.

Момент истины настал, когда я о нём и не догадывался. В нашей квартире на Беговой, в комнате, где жили Ольгин рояль и мои гитары, я поставил Лёне Гуткину на пульт ноты будущей композиции «Пристегните ремни безопасности». Несмотря на уверенный запах перегара (он потом подробно расскажет о той аудиенции), Гарриевич сыграл далеко не простую басовую партию с листа, ни разу не запнувшись. Запнулся я сам, хотя честно учил свою (унисонную) партию на гитаре, и еле его догнал.

Гуткин был принят без вопросов. И это стало главным историческим вкладом Андрея Моргунова в группу «Автограф». К барабанам на сцене ему прикоснуться так и не удалось, так как Гут сразу предложил в качестве ударника своего закадычного друга Володю Якушенко.

Сам Леонид Гуткин тоже был «честных правил» — происходил из семьи главного костюмера Большого театра СССР Анны Александровны и папы Гарри Яковлевича — директора картин на Мосфильме. Ну и Якушенко не подвёл с точки зрения credentials — он был сыном известного джазового пианиста и композитора Игоря Васильевича Якушенко, а мама — Ирина Михайловна — работала в редакции фирмы «Мелодия».

Тем временем Лебедев привёл своего друга — Лёню Макаревича, выпускника Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского по классу фортепиано. Леонид Игоревич поднял планку ещё выше — папа был высокопоставленным дипломатом, а сам Лёня уже имел репутацию виртуозного пианиста, однако сразу признался, что в синтезаторах ничего не понимает. Проблемы в этом я не видел и, как показало будущее, был прав.

Народ собирался интересный…

Итак, к июлю 1979 года образовался костяк будущей супергруппы: гитара — бас — ударные — клавишные. Дело оставалось за вокалистом, но я решил, что можно начинать репетировать и без него, благо у меня уже было немало инструментальных набросков, которые я хотел попробовать в новом составе.

***

Фестиваль «Весенние ритмы. Тбилиси — 80» официально начинался 8 марта, так что наш концерт в Москве 28 февраля стал первой и единственной репетицией программы на публике перед выходом на всесоюзную музыкальную арену.

Приехав в столицу Грузии с Ольгой и поселившись в гостинице, я купил бутылку «Напареули» на вечер — стандартная гастрольная практика, менялись только марки алкоголя, от водки-бензинки до «777» (не «Боинг»), — и пошёл в оргкомитет за аккредитацией. Оргкомитет располагался в здании Грузинской филармонии, там же находился и большой зал на 2 000 зрителей, в котором проходили концерты фестиваля.

В оргкомитете было суетно, шумно, накурено, мелькали знакомые ещё по «Лету» лица музыкантов и групп, с которыми мы раньше играли, и над всем этим парили организаторы, пытаясь этот хаос как-то упорядочить. Термин «фестиваль» в применении к «Т-80» (не танку) неверен — это был полноценный музыкальный конкурс с представительным профессиональным жюри во главе с Гия Канчели и Юрием Саульским.

Получив аккредитацию и расписание, я вздохнул с облегчением, так как перед конкурсным выступлением 12 марта нам ещё предстоял концерт в цирке города Гори — на родине Сталина, и это был ещё один шанс обкатать программу. В цирке, где ж ещё…

Когда мы вернулись в Тбилиси, выяснилось, что аппаратура и инструменты, обещанные для всех участников фестиваля, не материализовались. Спас ситуацию Бари Алибасов. Его «Интеграл» как раз был на гастролях со всей своей техникой, и Бари щедро предложил свои усилители и динамики для фестивальных концертов. Спасибо Бари, но Лебедеву пришлось нелегко — всей аппаратуры «Интеграла» явно не хватало для озвучки двухтысячного зала, поэтому наш упёртый звукорежиссер настоял на подключении местных потолочных динамиков. Их было много, звучали они как одна громкая «радиоточка», но это было лучше, чем ничего.

Мы поставили свои «клавиши», но Якушенко пришлось сесть за уникальную ударную установку уникального же ударника Ришада Шафиева туркменской джаз- фолк-рок-группы «Гунеш». В той установке была как минимум сотня предметов, издававших как музыкальные, так и весьма далёкие от них звуки, она была в два этажа высотой, и бедный Володя, увидев сию конструкцию, заметно побледнел. Но, как и со звуком, выбора не было. Ришад оказался общительным и приятным парнем и позволил перестроить свои барабаны под Якушенко, насколько это было технически возможно.

***

25 апреля 1982-го. Последний, «зелёный», концерт в Липецке стал последним выступлением певца Сергея Брутяна в составе группы «Автограф». Мотивы его ухода официально были — «папа против» и до конца нам были неясны, а потом казались уже не важными — история и история. До тех пор, пока через много лет мы не встретились семьями уже в Америке и Серёжа в подробностях не рассказал, как отец просто пригрозил разогнать всю группу, если его сын останется в ней солистом. Так что Брутян в прямом смысле слова принёс себя в жертву, отказавшись от продолжения карьеры профессионального музыканта.

Сегодня представить себе, что меньше чем через месяц после «прощальной гастроли» Брутяна «Автограф» выйдет на большую сцену с новым вокалистом, — невозможно. Тем не менее это произошло, и наибольшая заслуга в этом — самого Сергея, который свои последние два месяца в группе честно вводил насколько талантливого, и настолько же неопытного Артура Беркута в репертуар.

Беркута (Михеева «в девичестве») в «Автограф» привёл Юра Фишкин. Привёл в мою шикарную по тем временам квартиру на Беговой, с большим концертным роялем Ольги. Беркут был несвеж и ощутимо волновался. Я поставил его к роялю, аки Нетребко, сам сел за инструмент. Юра присел в углу. Уже полгода у меня в голове крутилась красивая мелодия, я знал, что это будет большая песня, но для Серёжи Брутяна было высоко, а менять свою любимую тональность до минор я категорически не хотел. Серёжка без проблем и мощно брал теноровые ноты вплоть до си первой октавы, да и выше мог — в рок-экстазе, на студии, но это было и трудно, и опасно для голоса, особенно на гастролях. Я же хотел реальное до второй октавы, не фальцетом и не микстом.

19-летнее «до второй октавы» по имени Артур пришло из «Волшебных Сумерек», группы Володи Холстинина, через пару лет ставшего гитаристом «Арии». Я наиграл Артуру мелодию будущего «Реквиема (памяти Джона Леннона)» и услышал именно то, что желал. Тем не менее «Автограф» к тому моменту был уже большой и коммерчески признанной группой, поэтому смена вокалиста была для нас BFD — Big F***g Deal.

***

На дворе — весна 1983-го. Идёт запись артистов на VII Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Друзья, коллеги, папа и просто сочувствующие внушают мне — попробуйте. Морковкой на удочке — большой морковкой! — стало расплывчатое обещание выезда лауреатов за рубеж. За рубеж страны. Я уже отдавал себе отчёт в том, что хочу в туманном далеке уехать из этого замечательного места. As far as f***ing possible. Рок-группа «Автограф» понемногу становилась идеальным «средством передвижения» — тем самым аэропланом и по известному адресу…

Решили рискнуть. Гуткин принёс прекрасную идею: «Давайте сыграем „Время, вперёд!“» Георгия Свиридова. Вместе с «давайте» Гут принёс сильный, моторный рифф — под знаменитую тему. Как нам потом разъясняли по-настоящему культурные люди — «А, знаем, это из программы „Время“».

Быстро отрепетировали, обыграли на концертах, получили живую реакцию и поняли — получилось. В финале конкурсной программы в том же Театре эстрады играли Свиридова и «Леннона». Волновались, занимались, в «Ленноне» было много мелкой техники; помню, с нами выступали казахи — группа Розы Рымбаевой, Витя играл на их роскошных барабанах Tama…

Главным претендентом на лауреатство был ансамбль народной музыки Володи Назарова — наши коллеги по Москонцерту. Они и выиграли решением жюри во главе с Яном Френкелем. После финального конкурсного выступления, ожидая решения жюри, мы с Михалиным достали заранее приготовленный «бутылёк» с водкой, банку томатного сока и вдвоём ушли из Театра эстрады в соседний парк на Москве-реке. Как поётся в песне, был тёплый весенний вечер, водка была быстро вы´ пита, томатным соком запи´та, и о результатах голосования жюри даже не думалось. Мы вернулись в ярко освещённый театр навеселе в лучшем смысле этого слова.

***

Москва, то самое 13 июля, 10 часов утра, самая большая и престижная студия СССР — Первая студия Останкина, превращённая в концертный зал. На небольшой сцене стоит наша аппаратура, сверкает мой самый оранжевый Orange, все вокруг бегают, суета. Подводят к кому-то:

— Hi Sasha, I am Robert. Robert Dulrymple.

Американец, один из организаторов, отвечавших за живую трансляцию из Москвы.

Роберт спросил, что будем играть. Отобрать нужно было две песни, и мы предложили выбрать из трёх — «Нам нужен мир» (из сюиты «Век №20»), «Головокружение» и инструментальной «S. O. S.». Он попросил сыграть, пока настраивались камеры, и выбрал «Головокружение» и «Мир».

Познер вышел, сказал пару положенных и согласованных в данной ситуации фраз и следом чётко нас опустил: «And now, Top of the Pops — Autograph!» Самые-самые в Попе. В глубокой. Спасибо, Владимир Владимирович, отштамповал навсегда! Хотя и выбора в тот момент, наверное, не было. Ни у него, ни у нас.

Ясно, что наследие суперуспешной британской телепередачи 1960–70-х «Top of the Pops» в своё время произвело на Познера неизгладимое впечатление, но, не слышав даже ноты из репертуара представляемой им на весь мир советской рок-группы, объявлять нас «Топ оф зе Попс»?

Соглашусь, что, возможно, у Познера был такой же форс-мажор, что и у нас, а об уже известном в СССР на то время «Автографе» он, вполне понятно, не имел ни малейшего понятия.

Как мы вышли на сцену, как отыграли — помню не очень отчётливо. Кроме одного яркого момента: напротив нас в студии располагался большой экран, на который в тот момент вывели картинку со стадиона «Уэмбли» в Лондоне. Арена забита под завязку — девяносто тысяч (!) человек, лето, солнце, яркая и весёлая толпа. Техники выкатывают на сцену белый концертный рояль для Коллинза, и в этот момент на гигантских экранах справа и слева от сцены «Уэмбли» мы видим себя — «Автограф»! Это включили изображение из Останкина.

***

Осенью 1985-го «Автограф» — на волне мирового интереса после выступления на Live Aid for Africa — пригласили на гастроли в Финляндию, в тур с самой их известной на тот момент рок-н-ролльной командой Popeda. Те гастроли должны были стать первым в истории советского рока коммерческим туром нашей группы на Западе. Не стали.

В ночь перед отъездом у меня дома раздался телефонный звонок из Центрального комитета ВЛКСМ (мы ехали «по линии» комсомола): «Александр, срочно приезжайте». На часах пол-одиннадцатого вечера. «Что случилось?» — «Приезжайте прямо сейчас!»

— Выезд не дали вашим двоим.
— Кому?
— Гиршину и Михалину. Вы можете без них поехать?
— Никак не получится, без Виктора не поедем.

Надо было видеть выражение лица наших высокопоставленных «комсомольцев». Чтобы советский артист в своём уме и при ясной памяти добровольно отказывался от поездки на Запад — это их квадратные головы переварить не могли никак.

Так мы не поехали в Финляндию, а на следующий день их главная газета «Helsingin Sanomat» сообщила, что барабанщик уже знаменитого на весь мир «Автографа» сломал ногу — наши комсомольцы сработали оперативно — и гастроли отменяются. К счастью, всего на год.

Отсюда — «Гагарин» (не Юрий). Допустить, что группу могут не выпустить за границу из-за проблем с оформлением, я не мог. Как всегда, нашёлся Гуткин и предложил пригласить временным вторым барабанщиком Алексея Гагарина — известного джаз-рокового музыканта, получившего признание в «Арсенале» Алексея Козлова. Лёша (Гагарин) не имел проблем с выездом, и мы решили попробовать. Он честно выучил часть программы, и в Тбилиси мы планировали сыграть с ним несколько песен на сцене, чтобы пристреляться. Сыграть перед публикой, правда, так и не пришлось, но всё равно спасибо Алексею большое за то, что был готов выручить.

***

Каждый февраль Квебек становится снежным туристическим центром Канады со своим восхитительным Quebec Ice Festival, когда весь центр этого сказочного городка застраивают ледяными скульптурами самых разных размеров и тематики, всё красиво подсвечивают, каждое дерево или скамейка — в россыпях разноцветных огней. Мы только головамв автобусе вертели, не находя адекватных эпитетов в родном языке, а матерные тут почему-то не подходили...

Но на самом деле в головах царил и волновал предстоящий концерт. Квебекский «Колизей» на 15 тысяч человек, с нами на сцене — уже знаменитый и в Америке канадский Glass Tiger, хедлайнеры — Chicago.

«Колизей», саундчек. Когда я увидел тоскливые глаза Юры Фишкина, который поднялся на подиум звукорежиссёров, чтобы познакомиться со своим рабочим местом, понял, что будет непросто. Весь наш предыдущий опыт тысяч концертов в сотнях залов, арен, стадионов дома и во многих странах мира не смог подготовить нас (и Фишкина) к тому, что мы увидели: три огромных пульта с мириадами фейдеров, кнопок, ручек, лампочек и приборов занимали свою собственную «сцену» посередине огромного зала, окружённые дюжиной рэков — шкафов с оборудованием. Всё это было завораживающе красиво и одновременно невероятно пугающе. Юра Цурков, когда ему показали световой пульт, тихо охнул и осторожно отошёл в сторону.

Это как если бы тебя вежливо пригласили на гоночный трек, указали на угрожающе выглядывающую из пит-бокса Ferrari F40 и, улыбаясь, кинули ключи. Знаю, о чём пишу.

***

Первый бис, второй, третий… То, что произошло потом, навсегда осталось у меня самым счастливым «мурашки-по-коже»-событием. На очередной поклон мы вышли уже без инструментов, группа с друзьями и Артур с Мередис впереди на авансцене. И в этот момент аккомпанирующий другим конкурсантам, оркестр Алекса Малишевского, всё это время находившийся на сцене, заиграл припев нашего The World Inside, благо там всего три аккорда в фа мажоре (F — B flat — g). Оркестр вступил сам, за ним побежали мурашки, наперегонки.

Артур с Мередис подхватили мелодию и двинулись в зал. Великолепная пятитысячная «Лесная опера» встала как один. Вместо положенных по регламенту пяти минут — времени звучания песни — музыканты провели на сцене около получаса, окончательно расстроив расписание прямой трансляции. Наутро о маленькой русской рок-революции написали все польские газеты. Родное советское ТВ при показе нашего выступления, естественно, именно этот эпизод из записи выкинуло. А польская пресса назвала «Автограф» «моральными победителями „Сопота — 87“». Свидетельством этого стали два наиболее ценных приза — Приз прессы и Приз публики.

***

Сначала приземляемся в Денвере (Mile High City — 1 600 м над уровнем моря), оттуда — большим туравтобусом по горным дорогам, через колоритные городки времён шахт, салунов и настоящего Дикого Запада, точно не кино. Уже тает снег, пахнет весной, с гор — ручьи… Потом ещё выше, Аспен — на двух с половиной километрах, там — свежий снег, горное яркое солнце и никаких ручьёв.

Играли в клубе Paradise для скромной тусовки из местных, но что запомнилось — после того как отыграли программу, был «джем» — музыканты MVP и мы стали просто играть всё, что знали. Ребята Мери Ди, опытные сессионные музыканты, начинали очередную американскую (обычно что-то из Motown) песню, сначала мы ориентировались не очень, но мастерства хватало и быстро подключались.

Витя быстро выгнал из-за барабанов Росса МакКеннона, я сделал свой Marshall погромче, Гуткин сменил на басу Боба Парра, того самого Боба «Шлю´ саем» Парра, продюсера нашей демозаписи на «Мелодии» полгода назад. Макар делил клавиши с Марком ЛеВангом, благо клавиатур хватало…

В гримёрку, где мы отходили, с холодным пивом Coors (моча с градусами, по выражению Стива Кларка, нашего stage manager) вошла Мередис и сочно, удивлённо выматерилась: «Ну, вы сегодня и дали!»

***

Мазаев уговорил нас также взять на работу клавишника группы «Москва» Руслана Дубровина, уже известного своей продвинутостью в клавишной электронике.

Второй пианист-клавишник нам точно был не нужен. Лёня Макаревич, что называется, «закрывал амбразуру» полностью, однако Ру мог стать — и стал — крайне полезным с точки зрения обновления звучания наших клавишных, да и в целом привнёс свежий взгляд на аранжировки синтезаторов в партитуре ансамбля. Приглашение на работу Мазая и Ру позволяло нам убить сразу двух зайцев: добавить в палитру группы новый сильный тембр и одновременно кардинально осовременить звучание наших аналоговых клавишных мастодонтов, солнце которых с приходом нового поколения цифровых синтезаторов понемногу клонилось к закату.

***

В феврале 1990 года уехали с «Арией» в тур по «городам-героям» Ульяновск — Димитровград — Саранск. Всё вроде как всегда: полные залы — правда, уже не стадионы. Звучим хорошо, дымим красиво, принимают неплохо. Но…

Повторю отрывок из моего — необычно искреннего для меня — интервью Маргарите Удовиченко для журнала «Финанс» весной 2005-го:

— Почему в какой-то момент вы решили уйти в творческий отпуск?

— Тут совпало несколько причин. Во-первых, два года, проведённых «Автографом» в США, группу раскололи. Мы очень изменились, и нас трудно в этом винить. Представьте только советских ребят, вдруг попавших в реальный Голливуд. Когда мы вернулись в Москву в конце 1989 года, коллектив покинул барабанщик Виктор Михалин, который был с нами практически с начала, человек, без которого просто не могло быть той группы, которая получилась. Поехав через какое-то время на гастроли, я понял, что ту энергетическую дыру, которая образовалась после его ухода, никто не заполнит. И мне сразу стало скучно, я не хотел дальше просто эксплуатировать наше имя и зарабатывать деньги.

20 февраля 1990 года — запись № 1 685 в «Рабочем журнале». Славный город Саранск, столица Мордора... сорри, Мордовской Автономной Советской Социалистической Республики. После концерта я собрал в своём номере музыкантов вместе с Фишкиным и Цурковым и сообщил, что коллектив берёт отпуск, а Сит уезжает в Америку. На резонный вопрос — а нам что делать? — ответа дано не было.

Занавес.

***

Зима 1990–1991. «Автографа» уже нет. Студия МДМ. Сит пишет свой первый сольный гитарный альбом «Zello». Идеями помогает Володя Матецкий, в продакшне активно участвуют Сергей Рылеев и Иван Евдокимов.

В этот момент наш Замараев влюбляется и отчаливает в Норвегию к будущей жене, поэтому шикарная студия — в моём распоряжении на пару месяцев.

Саша Лаут организовал процесс — нашёл какой-то свежевылупившийся кооператив по прокату автомобилей и уговорил их оплатить мою запись. Цена вопроса — 10 000 тех (!) рублей. Не спрашивайте, Ося отдыхает... МДМ благосклонно принял оплату, и мы приступили. Всё шло хорошо, пока в какой-то из дней наш Studer не испустил дух. Буквально. Остановился на полуфразе, полувздохе…

Паника — что делать? Звоним друзьям из Машприборинторга (сегодня лень объяснять, что это, всё равно не поймёте. Look it up). Главное, они — профессионалы в своём деле. Двое — Михаил Гроцкий и Юрий Жемулючкин: «Саш, привезите выходные платы магнитофона (power output boards) и дайте день». Привезли и дали.

Александр Ситковецкий It's A Long Story… - М.: Бослен, 2023

Магазины, где можно купить книгу:

Издательство «Бослен», 105082, Москва, ул.Бакунинская, д. 71, стр. 10, подъезд 2, 3-й эт. офис 331, тел.: +7 (495) 902-00-69

Книжный магазин «Москва», 125009, Москва, ул. Тверская, д. 8, стр. 1, тел.: +7 (495) 797-87-17

Московский дом книги, 119019, Москва, ул. Новый Арбат, д. 8, тел.: +7 (495) 789-35-91

Книжный магазин «Во весь голос», 127051, Москва, ул. Трубная, д. 21, тел.: +7 (930) 933-38-82

Магазин «Подписные издания», 191014, Санкт-Петербург, Литейный пр., д. 57, тел.: +7 (812) 273-50-53

Интернет магазин «Озон»

Интернет магазин «Libex»

Интернет магазин «Выргород»