Крис Кельми: "Помню свой первый выход"

— Крис, напомните, как родилась ваша оригинальная и, насколько знаю, единственная в стране театральная рок-группа?

— Впервые в Театре имени Ленинского комсомола музыкальный состав появился в 1973 году. Это была группа Аракc, которая участвовала в создании трёх спектаклей театра: «Автоград XXI», «Тиль», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Но через несколько лет «Аракс» покидает театр, уходит на эстраду. Я в то время работал в Автографе, мы как раз вернулись с Тбилисского фестиваля популярной музыки, где заняли второе место. Узнаю, что Ленком ищет ансамбль, который сумеет в короткие сроки заменить ушедших музыкантов. Я понял, что это — шанс, шанс, который упускать нельзя. Перспектива работы в популярном, набиравшем силу театре привлекла, но… коллектив, в котором я работал, уходить с эстрады не собирался. В течение трёх дней мне удалось собрать группу музыкантов, заинтересовавшихся моей идеей. Прихожу к режиссёру театра Марку Захарову. «Что, готовы показаться?» — спрашивает Захаров.— «Готовы…» — «Можете сегодня?» — говорит он.— «Можем, но лучше завтра»,— торопливо ответил я и подумал: «Не успеем…». Но показ был назначен. Итак, завтра! Всю ночь репетировали, вместе играли впервые, но шесть песен все-таки сделали. Утром к нам на базу приезжают четыре «Волги». Выходят композиторы Рыбников и Гладков, сам Захаров, ведущие актёры Ленкома. Выступали мы, наверное, неважно, но источали такое желание работать в театре, такую заинтересованность, что это, по-видимому, все и решило. Нас взяли. В течение трёх дней нас ввели в спектакль «Тиль», затем мы освоили спектакль «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Так и сложился наш музыкальный коллектив. Названия у него не было, и еще долго мы не могли его придумать…

— Так почему же — «Рок-ателье»! «Рок» — это, видимо, музыкальное направление, в котором вы работаете, а «ателье»! «По желанию заказчика… на все вкусы…»!

— У вас богатая фантазия, затейливая, так сказать… Мы понимаем «ателье» как творческую студию неформально собравшихся людей. Название, по-моему, найдено удачное: мы не боимся широкого диапазона работы, к тому же играть приходится в разных стилях. Например, «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» — стиль «хард-рок», «Люди и птицы» — «фолк-рок», а в спектакле «Юнона и Авось» пересекаются классическая музыка, народные песнопения, русский романс, элементы «рока»,— словом, необыкновенный синтетический сплав. Помимо работы в театре, мы участвуем в концертах, написали музыку к нескольким мультфильмам, сотрудничаем с кинематографом, записываем пластинки. Название группы оправдано…

— Что ж, тогда представьте ее участников.

— Павел Смеян — вокалист, композитор, играет на флейте, саксофоне. Пишет стихи для своих песен. А во время последних гастролей я открыл в Паше ещё один замечательный талант — он великолепно готовит из небольшого количества продуктов, мы жили с ним в одном номере. Жена, наверное, в нём души не чает… На ударных инструментах играет Юрий Титов. Кажется, он всё свободное время тратит на просмотры новых кинофильмов, кинематограф любит фанатично. Сергей Берёзкин — гитара. Берёзкин отлично разбирается в технике, может «починить» всё — от утюга до магнитофона. Он человек незаменимый в нашем коллективе, ведь приходится работать с электронной аппаратурой. Борис Оппенгейм — клавишные. Увлечён автомобилем и деятельностью в роли общественного автоинспектора, приглашает на спектакли работников ГАИ, скрашивая тем самым их нелёгкий труд. На бас-гитаре играет самый молодой участник нашего коллектива Камиль Чалаев, ему 21 год. Камиль серьёзный, одарённый музыкант, прекрасно владеет скрипкой, виолончелью, губной гармошкой. Несмотря на молодость, очень любит детей. Он — первый и единственный среди нас человек, у которого есть ребёнок, остальным не повезло… Вокалист Александр Садо играет на акустической гитаре. Одинаково хорошо владеет своим красивым высоким голосом и на сцене, и во время спорных ситуаций. Вот вкратце о нашем коллективе. Могу добавить, что живём дружно, все противоречия носят чисто творческий характер…

— Но вы забыли упомянуть еще одного участника Рок-ателье… Что Крис Кельми может сказать о Крисе Кельми! И ещё: что вы вкладываете в понятие «рок-музыки», почему избрано именно это направление!

— О себе могу сказать только то, что играю на клавишных инструментах, пою, очень люблю футбол и большой теннис. Об остальном лучше всего спросить у Марка Анатольевича Захарова, который наверняка имеет самое объективное на мой счёт мнение. К тому же Захарову никогда не изменяет чувство юмора — необходимое, мне кажется, качество для полноты и рельефности характеристики… Что же касается «рок-музыки», то с момента своего зарождения она была музыкой молодёжи, музыкой протеста против устаревших форм, традиций, понятий. Молодёжь хотела сказать что-то своё, новое, оригинальное и сделать это в доступной, понятной многим форме. Для меня «рок-музыка» — возможность рассказать о собственных идеалах, о моем осмыслении жизни, рассказать искренне и честно. В настоящей, хорошей «рок-музыке» всегда есть внутренняя тема, которая проясняет гражданскую позицию музыканта, становится понятно, почему, зачем он заговорил. Рок-состав предполагает и полное единомыслие его участников. К сожалению, современная эстрадная музыка частенько грешит удобным «ниочемнедуманием» — путь в творчестве лёгкий, но, по моему убеждению, немучительного искусства не бывает, если речь идёт о настоящем творчестве.

— Если речь идёт о настоящем творчестве, то расскажите, как складывались ваши взаимоотношения с театром! Наверное, всё же непросто, даже имея опыт работы на эстраде, понять, почувствовать законы театральной сцены, постигать — а ведь приходится и это — актёрское мастерство! И вообще, как вы считаете, какую роль сыграл театр в творческом становлении вашего коллектива!

— Я, например, до сих пор помню свой первый выход на театральную сцену в спектакле «Тиль». До этого я уже проработал девять лет на эстраде, какой-то опыт был. Но, оказавшись на театральной сцене, я ощутил себя, по меньшей мере, сильно растерявшимся человеком. Я чувствовал совсем незнакомое, другое по природе своей внимание зала. Для меня эстрадный концерт — всегда праздник, каждая песня — праздник. В спектакле же ощущение праздничной сиюминутности пропадает. Апогей наступает в самом конце спектакля, и для этого надо все время «набирать» — вверх и вверх. Ведь если нет финальной кульминации всех сил: твоих собственных нервов, самого действия, состояния зала,— значит, спектакль, на мой взгляд, развивался неверно, не были найдены точки отсчета, которые сложились бы в эмоциональный, смысловой результат. На театральной сцене, как, впрочем, и в жизни, взаимосвязано абсолютно все. Мы, музыканты, зависим от игры каждого актёра. Да вот пример… Один из спектаклей «Юнона и Авось» с самого начала не ладился, шёл плохо. Все мы пребывали в подавленном состоянии. И вот в самом финале выходит Александр Абдулов и начинает говорить свой заключительный монолог, где есть фраза, которую он почти всегда произносит по-разному: «Кончитта ждала Резанова тридцать лет». И так он сказал эту фразу, будто заново, один сыграл весь спектакль, вдохнул в него жизнь, парусность, говоря образно. Вслед за этим мы поем финальную «Аллилуйю», и это была настоящая «Аллилуйя»!…

Конечно, жизнь в театре складывалась непросто. Поначалу, например, раздражало, что нельзя сыграть громко, как привыкли. Потом поняли, что сила — не в громкости, а в точном соотношении музыки и слова, эмоционального актерского состояния. Их синтез и определяет силу «тока», идущего со сцены в зал. Не сразу, повторяю, адаптируешься к сложной театральной жизни, её законам: постоянной борьбе, естественному отбору, ритмам. Это сейчас яростные столкновения идей, мнений, возрастов кажутся не только естественными, но и… исчезни все это, жизнь потеряла бы, наверное, привкус остроты и динамики. Театр дом творческий, и что бы ни происходило в этом доме, там ставятся новые спектакли, там все всегда кипит. В этом доме не бывает сна, и это будоражит, заставляет жить азартно, полнокровно. И, конечно же, обогащает работа в спектаклях — постоянный творческий контакт с актёрами, режиссёром, сценографом. Уверен, «эстрадный накат» дал бы лично мне значительно меньше для творческого совершенствования, нежели театр. Многим мы обязаны Марку Захарову. Он научил нас понимать театр, научил понимать силу коллектива, сумел воспитать из нас людей, которые умеют постоять за себя, поддержать друг друга не только в стенах театра. Важно и то, что он поддерживает нашу концертную деятельность, считает, что группе для нормального развития необходим постоянный тренаж.

— А в вашей концертной деятельности как-нибудь отражается то, что Рок-ателье — группа театральная!

— Несомненно. Хотя, если говорить честно, в нашей концертной программе не удалось осуществить всего задуманного. Не хватило сил, опыта, может быть, вкуса, и явно не хватает режиссёрского взгляда. Мы стремились к максимальной театрализации программы. Правда, кое-что было найдено. Концерт начинается прологом — песней «Распахни окно». Появляется Музыкант и подходит к большому окну, сооружённому на сцене. «Распахни в мир окно, позови в мир добро…»,— поёт он и в конце разбивает оконное «стекло», символизируя главную идею программы. Сейчас мы думаем о новой программе с привлечением режиссёра. Возможно, попросим Захарова.

— Простите, Крис, очень интересно — у вашего главного режиссёра слух абсолютный! И ещё: вы когда-нибудь слышали, как он поёт!

— Как поёт, не слышал, но видел, как он танцует. А о музыке Захаров постоянно говорит, что ничего в ней не понимает. Очень может быть. Но он великолепно знает, как и в какой музыке должна быть воплощена его идея, точно угадывает музыкальное звучание своего замысла. А если появляется фальшь, он моментально на неё реагирует. Когда я начал писать музыку к спектаклю «Люди и птицы» — первой большой, серьёзной работе Рок-ателье — и приносил в театр накануне сочинённую песню, Захаров слушал, потом, например, говорил: «Это не ты. Это ранний Гладков. Подумай ещё…». Зато когда появился музыкальный эскиз песни «Люди и птицы», основной песни спектакля, и ещё без слов я напел её Захарову, он тут же сказал, что это удача, и действительно впоследствии песня получила признание и имела хорошую жизнь.

— Но самой значительной, этапной работой для «Рок-ателье» стал, по-видимому, спектакль «Юнона и Авось»!

— Да, эту постановку можно назвать серьёзной проверкой на зрелость, итогом нашей учебы в стенах театра. В этом спектакле мы работаем со сложными музыкальными инструментами, огромное значение имеет пластика, сценическое общение, голоса. Павел Смеян играет к тому же роль Главного Сочинителя, большую и сложную роль. По замыслу Захарова, музыканты в этом спектакле — связующее звено между прошлым, настоящим и будущим. Помимо гитар, клавишных инструментов, ударных, в «Юноне и Авось» используются скрипка, флейта, виолончель, которые, сочетаясь с синтезаторами, создают широкую музыкальную партитуру. В процессе репетиций многое пересочинялось, искали новые средства выразительности. Отправной точкой нашего сценического сочинения была пластинка оперы Юнона и Авось, выпущенная ещё до спектакля. Но она не во всем отвечала требованиям режиссуры. Например, выстраивает Захаров мизансцену, затем резко её переделывает и тут же обращается к нам: «Подумайте, здесь должно быть сначала что-то агрессивное, а потом что-то мягкое должно прийти в зал…». Сочиняли тут же, на ходу: ждут актёры, ждёт режиссёр. Сочиняли в зависимости от момента, настроения окружающих людей, самого времени. В процессе работы над спектаклем происходило как бы перерождение ещё не родившегося спектакля, и основой этого перерождения была импровизация — в этом, кстати сказать, заключена, на мой взгляд, важнейшая часть опыта Захарова, своеобразие его метода. Окончательную редакцию оперы сделал Рыбников, который согласился со многими предложениями «Рок-ателье» и предложениями режиссуры. В период заключительной работы над спектаклем в Москве стояла страшная жара. Кондиционеров в театре нет, дышать нечем. Работали с 10 утра до 10 вечера, нервы были напряжены у всех. Но чем было тяжелее тем охотнее, азартнее все работали. Мне кажется, в этом спектакле очень чувствуется атмосфера студийности, которая царила в театре в дни репетиций.

— Остается спросить о планах музыкального коллектива.

— Скоро начнется работа над новым музыкальным спектаклем. Сейчас пишем музыку и сценарий мультфильма по рассказам Роберта Шекли. За время многочисленных поездок: Белград, Гавана, Париж, Ленинград, Рига, Куйбышев, Казань — были написаны песни, которые предстоит аранжировать, воплотить в записи, пластинки. Наши планы замыкаются и на предстоящем открытии в театре малой сцены — все мы надеемся, что будет ещё больше возможностей для экспериментов, для новых прочтений самих себя.

Беседу вел А. КУЧЕРОВ

Театральное обозрение